Лето на юге Испании было необычайно жарким в этом году. Полуденная жара в 35-40 градусов и открытое небо загоняло всех жителей этого региона в тень. Всех, кроме Джеремии. Лично для него это лето было очень удачным: апельсины росли как бешенные, причём раньше положенного времени, так что Джеремия  уже надеялся к концу сезона снять и второй урожай. Вот он и собирал отборные апельсины с его личного садика, предварительно выгнав Сайоко и Аню в аквапарк, чтобы те отдохнули от солнца и повеселились. Ему-то с его изменённым телом было всё равно. Ну сможет он жарить на себе яичницу, ну что такого? А снимая апельсины с веток, он занимался своим любимым делом – он вспоминал. А вспоминал он те замечательные дни, когда его госпожа была жива, и он ухаживал за ней и её детьми. Его занятие было прервано голосом почтальона, принёсшего еженедельную почту:
-Сэр Джеремия! Прошу меня простить, что отрываю Вас от вашего занятия, но я принёс Вам вашу почту. Куда мне её положить?
Джеремия нехотя оторвался от своих дел и подошёл к почтальону. Глядя на этого юного испанца, загорелого и жизнерадостного, ему сразу вспоминались дни в академии. Улыбнувшись и забрав у него из рук почту, он сказал:
-Спасибо, дальше я сам, Антонио. Может быть, хочешь свежих апельсинов? У меня их много.
Лицо мальчишки стало слегка растерянным, но уже через пару секунд он собрался и ответил:
-Не откажусь.
Джеремия улыбнулся пуще прежнего, насыпал ему целый пакет апельсинов и отправил мальчишку восвояси. Апельсинов ему было не жалко, благо было их у него пруд пруди, да и мальчишка ещё заплатит пОтом и усталостью за свою маленькую дерзость.
Дождавшись, когда мальчишка удалиться, Джеремия неспешно зашёл в дом, вскрыл пакет с почтой и стал искать одно письмо. Письмо от его старого знакомого, который любезно согласился поставлять ему информацию о всех важных событиях в мире за каждый месяцв счёт услуги, однажды оказанной для него. Сегодня как раз было число, когда должно было прийти это письмо.
-Наконец-то! – сказал он, найдя нужное ему письмо среди конвертов с счетами и предложениями от магазинов о закупке у него апельсинов. Быстро вскрыл письмо и начал читать. Его лицо обычно было спокойным, не выражая никаких эмоций при прочтении. Но сейчас его лицевая мускулатура просто жила своей жизнью, выражая растущий гнев внутри него. Закончив чтение, Джеремия пошёл лихорадочно собираться. Его переполняли эмоции. Это значило, что произошло что-то очень важное, потому что он всегда был человеком уравновешенным. Собрав походную сумку, он взял листок бумаги и стал писать на нём записку:

«Дорогая Сайоко,
Я вынужден срочно уехать из нашей тихой обители по очень срочному делу. Канаме Оги, твой боевой товарищ времён Чёрного восстания, а ныне премьер министр Японии скончался при неизвестных обстоятельствах, а его жена, моя подруга, Вилетта Оги, вместе с ребёнком перестала контактировать с настоящим миром.
Сначала я навещу твоих близких знакомых, Её Императорское Величество Наннали ви Британия и её рыцаря Зеро. Надо убедиться в их безопасности. Потому что если что-то случится и с ними, то рухнет последний барьер, сдерживающий и так хрупкий мир между Британией и Японией. А потом я планирую навестить свою подругу, Вилетту. Если я не выйду на связь через месяц, то можешь задействовать свои связи через свой клан и выдвигаться к Наннали и обеспечивать её охрану. Так что в итоге, я пока что иду на разведку, после чего свяжусь с тобой. Прошу тебя, не поступай необдуманно, и дождись меня хотя бы этот месяц, хорошо? И пригляди пожалуйста за Аней. Она хоть и кажется взрослой, но всё-таки так будет надёжней.
Твой муж, Дж. Готвальд.»
Быстро набросав данный текст, Джеремия направился в подземный ангар, где на стоянке находились отремонтированный «Зигфрид» и «Мордред». Закинув сумку в Зигфрид, Джеремия начал проверять его состояние. За 4 года простоя много что могло перестать работать. Но в итоге проверки всё работало как часы и он запустил двигаетль. Выдвигаться надо было как можно скорее. Он обязан был перехватить Наннали в Неопендрагоне, пока они ещё не улетели в Брюссель и переговорить с ними. Путь был неблизкий, а времени мало.